Тихий Дон
Страница 1

Во второй книге романа Михаила Шолохова «Тихий Дон» мы встречаемся с эпизодом, в котором генерал Корнилов рассказывает о сне, увиденном им накануне. Хотя возможность того, что нечто подобное действительно могло присниться генералу Корнилову и каким-то образом стать известным автору романа, не исключена, я склонна предполагать, что этот сон скорее был попросту сочинен Михаилом Шолоховым. Таким образом, в моем понимании сон Корнилова – литературный.

Как известно, основной особенностью литературного сна является то, что он иносказателен, что в нем в образной форме выражаются переживания человека, дается его оценка или представляется значение происходящих событий. И в этом смысле сон очень близок образной природе литературы. Потому, видно, сны столь часто в ней и встречаются. Но сон вовсе не повторяет жизненную ситуацию, как этому учат бульварные сонники. Здесь иная закономерность, о которой можно сказать стихами К. Бальмонта:

«Он с жизнью был несходен,

Но с жизнью сопряжен».

На первый взгляд сон, о котором рассказывает генерал Корнилов в тексте романа, сюжетно немотивирован, даже вроде бы неуместен. Однако первое мнение зачастую бывает ошибочным. Обращаясь к изображению сна, автор, конечно же, разрешает какую-то свою эстетическую и мировоззренческую задачу, передать которую иными средствами он не может. То есть то, что изображается с помощью сна, в какой-то иной форме более в тексте не повторяется, не дублируется декларативно, но так или иначе связано со смыслом и значением постигаемого в произведении. А потому можно с уверенностью сказать, что сон является ключевым местом для понимания произведения в целом. Ничего не значащим, «лишним» в тексте художественном он быть не может, тем более в таком произведении, как «Тихий Дон».

Книга вторая, часть четвертая, глава шестнадцатая – пересказ сна Корниловым:

«Сегодня я видел сон. Будто я – бригадный командир одной из стрелковых дивизий, веду наступление в Карпатах. Вместе со штабом приезжаем на какую-то ферму. Встречает нас пожилой, нарядно одетый русин. Он потчует меня молоком и, снимая войлочную белую шляпу, говорит на чистейшем немецком языке: «Кушай, генерал! Это молоко необычайно целебного свойства». Я будто бы пью и не удивляюсь тому, что русин фамильярно хлопает меня по плечу. Потом мы шли в горах, и уже как будто бы не в Карпатах, а где-то в Афганистане, по какой-то козьей тропе… Да, вот именно козьей тропкой: камни и коричневый щебень сыпались из-под ног, а внизу за ущельем виднелся роскошный южный, облитый белым солнцем ландшафт…»

Пересказ происходит во время совещания Корнилова с Романовским, когда Корнилову становится уже абсолютно ясно, что «дело вооруженного переворота погибло», и он делится столь печальным положением с генералом Романовским. Тот, пытаясь, то ли успокоить главнокомандующего, то ли действительно веря, что не все еще потеряно, отвечает ему: «По-моему Лавр Георгиевич, пока у нас нет еще оснований быть пессимистически настроенными. Вы неудачно предвосхищаете ход событий…». В ответ же на такую реплику Романовского Корнилов, «задумчиво и хмуро улыбаясь», рассказывает свой сон, и таким образом наводит на предположение, что в этом сне и есть его оценка сложившейся ситуации.

Некоторая странность сна Корнилова состоит в том, что для военачальника он был бы более уместен перед сражением, как знамение и предсказание на возможный ход событий. Здесь же сон появляется тогда, когда все уже проиграно. Вероятно, однако, что таким своим положением сон и указывает на то, что Корнилову еще предстоит долгий и тернистый путь. Как потом и оказалось, до самого Екатеринодара, когда генерал был убит шальным снарядом, залетевшим в хату, где находился его штаб. Впрочем, об этом предстоящем ему пути говорится и в тексте романа: «Бесславно закончилось ущемленное корниловское движение. Закончилось, породив новое». Но и новое движение, как известно, потерпело поражение.

Как видим, в данном сне соединены два сюжета: галицийский, европейский – западный, и афганский – восточный, связанные между собой биографией генерала, тем, что он был участником там и там происходивших событий. Можно сказать, что в его судьбе проявилась судьба России, ее извечная, трудная, мучительная участь быть между разными мирами – западным и восточным. Другое дело, удержался ли он в ее пределах или все-таки покорно пошел за новомодными, односторонними веяниями… Причем Восток и Запад в данном случае понятия не буквальные и уж ни в коей мере не только географическое.

Страницы: 1 2 3


Похожие материалы:

Заключение. Выводы по проведенному исследованию.
Поэзия Маяковского во многом подобна живописи начала XX века, хотя инструмент художника слова и мастера кисти различен. Известно, что Владимир Маяковский и сам был талантливым художником и живописцем. Малевич, Кандинский, Пикассо в своих ...

«Утопия» Томаса Мора и эпизод «Телемская обитель» в романе Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Переклички романа Рабле с «Утопией»
По мнению известного литературоведа Э. Ауэрбаха, Рабле «из всех современников более всего был обязан» Томасу Мору. В романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» действительно много перекличек с «Утопией». Во-первых, нельзя не вспомнить, что страну ...

Каролина Карловна Павлова (1807–1893)
Павлова Каролина Карловна (урождённая Яниш), русская поэтесса, переводчица, прозаик. Родилась 10 (22) июля 1807 в Ярославле в семье медика, потомка обрусевшего немца, после переезда в Москву преподававшего физику и химию в Медико-хирургич ...