Роман «Мастер и Маргарита».

Двенадцать лет труда (1928—1940), восемь редакций, шесть толстых тетрадей . К современному читателю роман пришел лишь в конце 60-х гг. и сразу привлек к себе внимание необычным сюжетом, острой сатирой и глубоко философской проблематикой.

Мастер живет в Москве 30-х гг. нашего века, пишет книгу о событиях, происшедших в библейские времена, и при этом свободно беседует с Кантом, Достоевским, Гете. Что это — художественная фантастика, соединяющая три мира: реальный, конкретно-исторический, библейский и вечный, — или правда бытия человека и человечества в мироздании? Образы сверхъестественных сил в романе, конечно, фантастичны в том смысле, что писатель, не бывший духовидцем и человеком высокой святости, дающей возможность лицезреть Вечность, рисовал их в своем воображении. Но есть в романе и другая фантастика, служащая целям сатиры, продолжающая гоголевскую и щедринскую традиции в русской литературе и выявляющая абсурдность нашей жизни.

Художественное пространство романа, его композиция представляют собой три мира, зеркально отражающиеся один в другом и связанные «скрепами» — Волан дом, вневременным персонажем, грозой и тьмой, которые, придя из космоса, накрыли Ершалаим, а потом пролились дождем в Москве 30-х гг. Самый нижний ярус трехмерного «здания» — земной, где разворачивается трагический конфликт Мастера, названного «воинствующим старообрядцем» зато, что дерзнул описать жизнь, страдания и учение Христа как исторический факт, и противоборство палача и жертвы (Иешуа и Пилата) как непреходящее, могущее повториться в любую эпоху, и председателя Моссолита Берлиоза и его свиты, безжалостно расправлявшимися с тем, кто писал не в духе господствующей идеологии. Мастер как бы говорил своим романом: «Бог жил», а Берлиоз безапелляционно считал: «Управляет земными делами человек. Бога нет!»

Библейский мир в романе представляет собой четыре рассказа («четыре евангелия» — от Пилата, Мастера, Маргариты, Ивана Бездомного) о жизни Иешуа и конфликте государственной власти с инакомыслием бродячего философа.

Третий мир, Вечность, не персонифицирован, не представлен столкновением Света и Тьмы, Бога и Дьявола, но эпиграф к роману, взятый из «Фауста», напоминает читателю «Пролог на небесах» и спор Сатаны и Господа о человеке.

Мефистофель.

Я вижу лишь одни мученья человека.

Смешной божок земли, всегда, во всех веках

Чудак такой же, как он был в начале века!

Господь. Пока еще умом во мраке он блуждает,

Но истины лучом он будет озарен .

Мефистофель. Бьюсь об заклад: он будет мой!

Прошу я только позволенья, —

Пойдет немедля он за мной.

Господь. Пока живет он на груди земной,

Тебе на то не будет запрещенья .

Тебе позволено: иди

И завладей его душой.

И Булгаков, дав Мефистофелю новое имя — Воланд, предоставляет ему большие полномочия, вплоть до суда над грешниками (Преисподня, Великий бал у Сатаны накануне Христова Воскресения). Однако судьбу Мастера и Маргариты в Вечности устраивает сам Господь.

«Повторяемость», похожесть конфликтов в трех художественных мирах Булгакова позволяет увидеть в романе главную проблему — нравственно-философскую, противостояние Добра и Зла, духовности и бездуховности. В общественных отношениях и в каждом отдельном человеке.

Роман «Мастер и Маргарита» раздвинул рамки земного существования человека и поставил его перед Вечностью с вытекающей отсюда ответственностью каждого за спасение своей души.

Воланд и его место в романе. Многие критики и литературоведы пытались обозначить художественную функцию Воланда как персонажа романа, за которым, может быть, стоит сам автор. В. Лакшин, например, назвал Воланда «палачом порока», «карающим мечом в руках правосудия». Л. Яновская видит в Воланде светлые начала, ибо он «различает то редкое и немногое, что по-настоящему велико, истинно и нетленно» (подвиг Мастера, любовь Мастера и Маргариты, раскаяние Пилата). Эпиграф к роману: «Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» — помогает понять авторскую мысль. Разоблачая зло, Воланд тем самым служит Добру и Красоте, то есть восстанавливает равновесие между Добром и Злом. Ко всему сказанному все-таки хочется добавить, что Сатана в Священном писании всегда антитеза Богу. Булгаков же вольно обходится с ним и делает Воланда защитником Бога как единственного критерия Добра и Зла, нравственности и безнравственности в человеке (это справедливо), но сам судит людей безжалостно, не любя, не по-христиански (это плохо). Но при этом Воланд у Булгакова не столько идея, сколько характер, и художник имеет на это право.

Похожие материалы:

Язык и Бродский
Одним из самых важных для И.А.Бродского вопросов, которому он уделяет большое внимание и в лекции, и в интервью, и в эссе, и во всем своем творчестве является вопрос отношения поэта к языку . В отношении Бродского этот вопрос еще и сложны ...

Отношение главных героев к дуэли
Онегин до последнего не верит, что дуэль состоится. Только увидев перед собой труп Ленского, он понимает, что он сделал ошибку. Его мучает совесть. Швабрин подначивал Гринева перед дуэлью. Гринев желает мести и не боится смерти. Первое ...

Календарные обряды (яичное заговенье)
Белова Анна Кирилловна 1911 г.р. очень интересно рассказала о календарном обряде весны - яичном заговенье. Весну по слова Анны Кирилловны провожали в Яичное заговенье, приходящееся на воскресенье накануне Петровского поста, через неделю ...